![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Михаил Новиков
May. 19th, 2010 12:21 amhttp://retromaniak.livejournal.com/330342.html#cutid1
http://oleg-zobern.livejournal.com/24058.html?view=404474#t404474
ЦВЕТЫ КОЗЛА
С открытием границ довольно много народу принялось кормиться экспортированием самих себя. Особенно успевали живописцы, ну и литераторы делали что могли. Заметим, что начало процессу положил не кто иной, как последний генсек,— чем дурнее выглядели его начинания в глазах соотечественников, тем более возрастала его репутация на Западе. Далее все это не то чтоб подзаглохло, но вернулось в рамки и стало, как и положено подлинной фарцовке, уделом экспертов-профессионалов.
И вот — антология. Не стоило бы уделять столько места ее составителю, не настаивай он сам на этом. Виктор Ерофеев, составитель "злостной" антологии, несомненно, такой профессионал. Еще в самом начале поприща, в "Метрополе", сподобился он пострадать за правду. Шутка ли — из Союза писателей уволили, а это для культурфарцовщика что-то вроде знака качества, наган Дзержинского (то же, что для спекуля с Комсомольского проспекта ходка "за валюту").
Книга открывается поясным фотопортретом составителя, исполненным в традициях старого "Огонька": раскрытый том на столе, по-есенински подпираемая ладонью ланита. Взгляд устремлен — но только не в дали новостроек, как полагалось писателю советскому, а в самые вот глубинные пучины русского зла.
И что же оно? Довольно быстро, как начинаешь читать, выясняется одна простая вещь — зло у каждого свое. У каждого автора. У каждого читателя. То, что составителю или пингвинам-заказчикам представляется чем-то дьявольским, чашей с черной жидкостью (Сорокин, кажется, мог бы точно указать ее состав), читателю непредвзятому вовсе не кажется таковым. То есть с равным основанием сборник можно бы назвать "Стебли добра". Или, по Довлатову, "Караван уходит в небо".
Входить в обсуждение литературных достоинств помещаемых в хрестоматию произведений было бы занятием абсурдным. "Цветы зла" хороши всякими побочными эффектами: вышеописанной автокарикатурой составителя. И еще — таким, что ли, портретом среднеинтеллигентского сознания, каким оно было в конце восьмидесятых годов. Книжный шкаф в квартире кандидата наук, и вот полочка в нем, на коей — самое любимое. Очень плюралистическое: Сорокин и Астафьев, Шаламов и Яркевич, Харитонов и Пьецух. Гремучей смеси не выходит — компоненты не смешиваются. Но что правда, то правда — именно таковы они и были, эти самые российские интеллигентские мозги, так в них все это варилось, булькало и пучилось: самиздат, овощебаза и какая-то бесконечная халява под сенью соцреализма. "На битву со злом взвейся, сокол, козлом".
Суетная попытка воспроизвести этот коктейль выглядит милым приветом от сгинувшей системы координат, от ветром развеянной "литературы больших идей". Волевым усилием пришпандорив к данной книжной полочке лейбел "зло" (добро, красота, истина, родина, будущее, прошлое, лучшее, худшее, нагольный тулуп, медведи на улицах, нужное подчеркнуть), получаешь вовсе не объективную картину, а экзотический русский плод — виртуальное единомыслие. Пригодный ли на экспорт? Видимо, да: фарцовщики знают вкусы пингвинов. Но тут — не нужный, несуществующий. Просто потому, что если Сорокин, то какой уж Пьецух? Если Пелевин, то никак не Горенштейн. Если Ерофеев Венедикт, то ведь не Виктор. Хохломскими ложками с жостовских подносов черную икру здесь не кушают. Не принято.
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ
Русские цветы зла/Сост. В. Ерофеев. — М.: Подкова, 1997.
http://oleg-zobern.livejournal.com/24058.html?view=404474#t404474
![[info]](https://l-stat.livejournal.com/img/userinfo.gif)
oleg_zobern- May 18th, 23:29
Работал сегодня над книгой Михаила Новикова, составляю ее из рассказов,
разбросанных по старой периодике и сборникам. Что-то - даже в рукописях.
Нашел статью Новикова для газеты "Коммерсант" (№195 от 13. 11. 1997 г.)
под названием "Цветы козла". Странно, но спустя 14 лет она читается свежо.
______________________________________________________________
Патриархом этого дела следует, пожалуй, считать Никиту Михалкова — он первый сообразил, что рецепты приготовления консервов a la russe для европейского пользования могут и должны быть иными, нежели для туземцев. Упаковки должны быть получше, а вот то, что внутри,— это как сказать. "Очи черные" в СССР ну никак не канали, в то время как мягкосердечные и корректные чужестранцы глотали это визуальное пойло, почти не морщась. Собственно, новаторство в том и состояло, чтобы начать гнать "туда" неприемлемую "здесь" клюкву — предшествующие советские культуртрегеры, наподобие ансамбля Моисеева или Большого балета, предлагали обоим мирам более или менее одинаковые продукты.
разбросанных по старой периодике и сборникам. Что-то - даже в рукописях.
Нашел статью Новикова для газеты "Коммерсант" (№195 от 13. 11. 1997 г.)
под названием "Цветы козла". Странно, но спустя 14 лет она читается свежо.
________________________________________
Патриархом этого дела следует, пожалуй, считать Никиту Михалкова — он первый сообразил, что рецепты приготовления консервов a la russe для европейского пользования могут и должны быть иными, нежели для туземцев. Упаковки должны быть получше, а вот то, что внутри,— это как сказать. "Очи черные" в СССР ну никак не канали, в то время как мягкосердечные и корректные чужестранцы глотали это визуальное пойло, почти не морщась. Собственно, новаторство в том и состояло, чтобы начать гнать "туда" неприемлемую "здесь" клюкву — предшествующие советские культуртрегеры, наподобие ансамбля Моисеева или Большого балета, предлагали обоим мирам более или менее одинаковые продукты.
С открытием границ довольно много народу принялось кормиться экспортированием самих себя. Особенно успевали живописцы, ну и литераторы делали что могли. Заметим, что начало процессу положил не кто иной, как последний генсек,— чем дурнее выглядели его начинания в глазах соотечественников, тем более возрастала его репутация на Западе. Далее все это не то чтоб подзаглохло, но вернулось в рамки и стало, как и положено подлинной фарцовке, уделом экспертов-профессионалов.
И вот — антология. Не стоило бы уделять столько места ее составителю, не настаивай он сам на этом. Виктор Ерофеев, составитель "злостной" антологии, несомненно, такой профессионал. Еще в самом начале поприща, в "Метрополе", сподобился он пострадать за правду. Шутка ли — из Союза писателей уволили, а это для культурфарцовщика что-то вроде знака качества, наган Дзержинского (то же, что для спекуля с Комсомольского проспекта ходка "за валюту").
Книга открывается поясным фотопортретом составителя, исполненным в традициях старого "Огонька": раскрытый том на столе, по-есенински подпираемая ладонью ланита. Взгляд устремлен — но только не в дали новостроек, как полагалось писателю советскому, а в самые вот глубинные пучины русского зла.
И что же оно? Довольно быстро, как начинаешь читать, выясняется одна простая вещь — зло у каждого свое. У каждого автора. У каждого читателя. То, что составителю или пингвинам-заказчикам представляется чем-то дьявольским, чашей с черной жидкостью (Сорокин, кажется, мог бы точно указать ее состав), читателю непредвзятому вовсе не кажется таковым. То есть с равным основанием сборник можно бы назвать "Стебли добра". Или, по Довлатову, "Караван уходит в небо".
Входить в обсуждение литературных достоинств помещаемых в хрестоматию произведений было бы занятием абсурдным. "Цветы зла" хороши всякими побочными эффектами: вышеописанной автокарикатурой составителя. И еще — таким, что ли, портретом среднеинтеллигентского сознания, каким оно было в конце восьмидесятых годов. Книжный шкаф в квартире кандидата наук, и вот полочка в нем, на коей — самое любимое. Очень плюралистическое: Сорокин и Астафьев, Шаламов и Яркевич, Харитонов и Пьецух. Гремучей смеси не выходит — компоненты не смешиваются. Но что правда, то правда — именно таковы они и были, эти самые российские интеллигентские мозги, так в них все это варилось, булькало и пучилось: самиздат, овощебаза и какая-то бесконечная халява под сенью соцреализма. "На битву со злом взвейся, сокол, козлом".
Суетная попытка воспроизвести этот коктейль выглядит милым приветом от сгинувшей системы координат, от ветром развеянной "литературы больших идей". Волевым усилием пришпандорив к данной книжной полочке лейбел "зло" (добро, красота, истина, родина, будущее, прошлое, лучшее, худшее, нагольный тулуп, медведи на улицах, нужное подчеркнуть), получаешь вовсе не объективную картину, а экзотический русский плод — виртуальное единомыслие. Пригодный ли на экспорт? Видимо, да: фарцовщики знают вкусы пингвинов. Но тут — не нужный, несуществующий. Просто потому, что если Сорокин, то какой уж Пьецух? Если Пелевин, то никак не Горенштейн. Если Ерофеев Венедикт, то ведь не Виктор. Хохломскими ложками с жостовских подносов черную икру здесь не кушают. Не принято.
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ
Русские цветы зла/Сост. В. Ерофеев. — М.: Подкова, 1997.
