inthebalanceru

ГОВОРИТ РОБЕРТ ВАН ВОРЕН

Нидерландский политолог, публицист и историк Роберт ван Ворен в течение многих лет изучал диссидентское движение в СССР, общался с теми, кто стал жертвами карательной психиатрии. Сейчас он представил в Европарламент доклад под названием "Психиатрия как инструмент принуждения в постсоветских странах". Приговор Михаилу Косенко заставил ван Ворена вспомнить уже забытое понятие "карательная психиатрия":

— Я думаю, что дело Косенко важно, потому что это первый раз, когда в явно политическом деле решение было принято в Москве. До сих пор это происходило в провинциях. Это, конечно, пока не систематическая политика государства, как было при советской власти, но происходит все больше и больше таких случаев. И все приметы возвращения той политики есть. Те же самые психиатры, которые возглавляли психиатрию в советское время, и сейчас возглавляют российскую психиатрию. Российские психиатры не имеют доступа к специальной литературе, которая публикуется в других странах, и они не понимают, что такое мировая психиатрия.

– В советское время психиатрия была одним из методов расправы над инакомыслящими. Сегодня на постсоветском пространстве в каких случаях используют карательную психиатрию?

– Я думаю, разница состоит в том, что систематическое злоупотребление психиатрией в Советском Союзе было государственной политикой, которую развивал Юрий Андропов, когда он возглавлял КГБ с 1967 года. Сейчас это не государственная политика, но психиатрическая система в России почти не изменилась с советских времен. На самом деле, мы видим еще такую советскую психиатрию, которая была в конце 80-х годов. Обучение персонала не изменилось, литература недоступна, те же самые психиатры обучают новые поколения специалистов. И те, кто знает, что такое мировая психиатрия, что это не то же самое, что творится в России, они молчат, они боятся. Те случаи, которые мы сейчас видим, это, как считал Андропов, профилактика. Они "профилактизируют" людей, создают страх. Посадят в психушку, угрожают психиатрическим диагнозом, и обычно этого оказывается достаточно. Люди не понимают, что еще один шаг – и мы окажемся в такой же ситуации, как в Советском Союзе.

– В случае с Косенко мы имеем дело с политическим преследованием, потому что человек вышел на площадь и выразил свою гражданскую позицию? Чем опасен Косенко? Есть ли тенденция, что государство и впредь будет со своими политическими или идеологическими оппонентами бороться такими методами?

– Во-первых, дело Косенко и "болотные дела" – это, конечно, полностью политические дела. Во-вторых, есть доказательства, что Косенко вообще не участвовал в том, в чем его обвиняют. В-третьих, да, человек имел психиатрическую историю, но это не значит, что он на всю жизнь сумасшедший и должен оставаться в больнице. Он совершенно нормально участвовал в жизни общества. Он был под контролем, и там ничего плохого не происходило. Когда читаешь его последнее слово, понятно, что человек очень хорошо думает и размышляет, и понимает, что происходит вокруг него. Но все-таки они решили его направить в психиатрическую больницу без определенного срока. И все мы понимаем, какова ситуация в психиатрических больницах в России. Это просто ужасно! Во многих таких учреждениях постоянно нарушаются права человека. В-четвертых, чем он может быть опасен? В те же советские времена Горбаневская, Григоренко – до какой степени они были опасны для режима? Режим просто не мог терпеть людей, которые имели другие мнения. И то же самое происходит сейчас: они просто не могут выносить, что есть люди, которые не согласны с их политикой. И я думаю, что случай Косенко – это, используя слова Андропова, профилактика. Чтобы люди начали бояться, не участвовали в этом. Потому что можно попасть в лагерь, можно попасть и в психиатрическую больницу.

– Каждые полгода Михаилу Косенко будут проводить медицинское освидетельствование. Можно ли в нынешних условиях рассчитывать на объективность такого освидетельствования и психиатрической экспертизы?

— Я не думаю, что на это можно рассчитывать. С одной стороны, диагноз был поставлен психиатрами, которые явно получили заказ. Это политическое решение – освобождать его или нет. Это может длиться полгода, может два года, может пять лет. И это самое страшное, когда ты сидишь в психушке и не знаешь, когда ты окажешься на свободе. И все диссиденты, которые сидели в психушках, говорят о том, что это один из самых страшных моментов. Я думаю, единственное, что сейчас возможно, – это давление со стороны международных психиатрических ассоциаций, медицинских организаций, на российских психиатров и российские власти, чтобы была сделана повторная психиатрическая экспертиза Косенко. Я не уверен, что тот диагноз, который был поставлен, правилен.

– Вы говорите о некоем политическом решении. По вашему мнению, решения по-прежнему принимаются наверху или есть какие-то промежуточные звенья, которые считают, что они вершат судьбы людей?

– В таких случаях в провинциях, далеко от Москвы, я думаю, это не заказ от московской власти, а просто атмосфера в стране, когда местные власти считают, что можно использовать снова психиатрию в личных целях. В деле Косенко у меня нет сомнений, что это политическое решение, заказное, и что политики будут решать, когда он выйдет на свободу.

– Случай Михаила Косенко самый известный. Но, увы, не единственный. На Западе сейчас об этом не так много говорят. Почему?

– Я занимался этим в советский период, и тогда был большой интерес на Западе среди политиков, тогда было очень популярно говорить о правах человека в Советском Союзе. Сейчас люди очень боятся высказываться, потому что есть экономические контакты с Россией: если мы начинаем говорить о правах человека в России, тогда мы это ощутим результат на своем кармане. И люди молчат, они уверены, что такое давление, которое было в советский период, невозможно снова вернуть.

Отсюда:
http://www.svoboda.org/content/article/25131897.html
По наводке Виктора Балашова в ФБ.

В Институте имени Сербского Ивана Петровича принимал профессор Лунц, который помнил его, хотя с тех пор прошло четырнадцать лет. Он был еврей и с пониманием и сочувствием относился к Ивану Петровичу, гонимому атеистами за веру, которая, вероятно, в глубине его души, была ему не безразлична. Он задавал ему много вопросов по Пятикнижию Моисея при членах комиссии из 47 человек, из которых было восемь профессоров, несколько доцентов, заведующих отделениями и лечащих врачей из других областей и сам директор этого, печально известного, Института Сербского, генерал Мороз.

Профессор Лунц, как эксперт в области религии, нашел рассуждения Ивана Петровича вполне соответствующими Библии. Несмотря на это, он уговаривал его дать согласие признать его не здравым и таким образом хотел помочь ему избежать ожидаемого осуждения на десять лет строгого режима.

Но Иван Петрович отверг такую «помощь», так как защищал дело благовествования Христова и хотел до конца остаться верным свидетелем Господа. Мог ли он поддаться искушению искать облегчения своей участи в чем-либо ином, кроме креста Христова? позволить признать себя больным, в то время, когда его узами ободрялись многие и на его пример с надеждой смотрели десятки и сотни гонимых церквей?

Профессор Д. Р. Лунц, возможно, не смог переступить через свой страх перед Богом Единым и вторично признал полную вменяемость и здравость убежденного в своей вере подсудимого проповедника. Это явилось сильным свидетельством для воинствующих атеистов в г. Калуге. Ведь они знали, что вторично имеют дело с человеком, отбывшим по клеветническому обвинению первые десять лет, не сломленному, и сознательно идущему навстречу следующему тюремному сроку.

Рядом с фигурами всемирно известных Зигмунда Фрейда и Карла Юнга, имя Сабины Шпильрейн теряется. Исследователи чаще всего считают ее лишь шизофреничкой - первой пациенткой Юнга и его любовницей, которая послужила причиной разрыва, и даже “предметом обмена” между Юнгом и Фрейдом. Между тем эта женщина внесла неоценимый вклад в развитие психоанализа. Ее личность и работы, к сожалению, изучены недостаточно и более известны за границей, чем на Родине.
( Read more... )

Оригинал взят у khaodar в Мантра